Дайвинг в Новом Свете

«Купание я всегда считал, не считая гигиенических целей, занятием бесполезным. Особенно купание в море. Плавание «до буйка и назад» меня никогда не привлекала. В крайнем случае покататься на штормовых волнах. С детства меня манила глубина. Маска с трубкой были моими постоянным спутниками в поездках к морю. Позже к ним добавились ласты, дававшие большую свободу и мобильность.

Мир моря на глубине до двух – трёх метров красочен и многолик. А если вода достаточно прозрачна, то с поверхности хорошо просматривается дно и околодонные обитатели метров до семи. Однако пловец с трубкой всегда привязан к поверхности и отрывается от неё максимум на минуту – две. Именно отрывается, т.к. подводный мир, это мир наоборот, т.е. наибольшее буйство жизни в нём имеет место быть на глубине до 100м в глубь от поверхности воды.

Как на суше с возрастанием высоты мы встречаем всё меньше различных форм жизни, так в воде, с погружением, всё реже попадаются нам представители как флоры, так и фауны.

А ещё на дне морей, а особенно океанов, покоятся трагические безмолвные свидетели человеческой истории, истории мореплавания, открытия и покорения новых земель, истории морских сражений и человеческой алчности и глупости. Затонувшие корабли, вот куда стремятся любители подводных приключений и кладов, историки и авантюристы. И в этом нет ничего плохого, сам Ж.И.Кусто раскапывал под водой испанский галеон «Нуэстра сеньора де ла Консепсьон», выше ватерлинии набитый сокровищами.

Другое дело, что реальность оказывается, зачастую, далека от мечтаний кладоискателей. Не нашёл золота и Кусто. Однако любые раскопки затонувших кораблей вносят ещё один, и зачастую внушительный, вклад в наше понимание дней минувших.

Мне повезло. Я не только погружался с аквалангом, что само по себе представляет для любителя отдельный кайф, но погружался на место крушения торгового судна 12 или 13 вв, возможно генуэзского.

Раскоп представлял из себя зачаточное состояние, был частично снят верхний слой грунта на площади около 200 м2. Черепки разбитых амфор находили в новосветских бухтах и раньше.

По легендам, ходящим в основном среди туристов, на дне бухты Синей называемой также Пиратской, покоятся останки большого количества затопленных пиратами-таврами кораблей, идущих в гавань Сурожа-Судака. Однако такой большой концентрации остатков груза на столь малой площади находить, на мой взгляд, ещё не приходилось.

Во время беседы с начальником археологической экспедиции из Киева, ведущей здесь предварительные раскопки и замеры, Сергеем, я выяснил, что пока достоверно нельзя определить точный возраст судна, его принадлежность, а также его ориентацию, т.е. если и сохранился его остов, вероятность чего составляет процентов 30, то где он находится, его состояние и т.п. неизвестно.

Однако, примерно картина трагедии была следующей. В те, стародавние времена, 6-8 вв. назад, уровень моря был ниже приблизительно на 6 метров, т.е. конфигурация береговой линии была другой. Во время либо сильного тумана, либо ливня, когда видимость была плохой, и корабли жались к берегу, штурман затонувшего судна, потеряв ориентир, повернул корабль не в ту бухту, недотянув до порта Судака 5 километров.

Мыс, у которого потерпел крушение несчастный корабль, обнажил, сразу за поворотом берега, коварные рифы, находящиеся сейчас на глубине 7-8 метров ниже уровня моря.

Волна, бросив торговый парусник на камни и значительно повредив корпус, оттащила его обратно в море, где он, вероятно, и затонул, разбросав по дну веером шлейф груза, который представлял собой большое количество амфор, более метра в диаметре, предназначенных для вина или масла.

В настоящее время удаётся обнаружить осколки этих гигантских глиняных сосудов или даже целые чаши-пиалы небольшого размера. Говорят, что находили и целые амфоры значительно меньшего размера, но я таковых не видел…

Идеальное время для дайвинга днём между 11 и 13 часами. В это время суток солнечные лучи проникают на максимальную глубину, делая несколько более разнообразным блеклый придонный ландшафт. Даже невзрачная ядовитая скорпена, похожая скорее на камень или затонувшую корягу, выглядит в это время более привлекательно, если это вообще можно сказать про этого морского уродца, эдакого подводного кабана-бородавочника.

В 11 мы (я, Валера, мой, так сказать, дайвинг-инструктор, и профессионал-аквалангист Михаил, который сопровождал меня в этом подводном приключении) начали готовиться к погружению.

Поняв, что гидрокостюм мне не «светит», я твёрдо решил идти под воду хотя бы в футболке, несмотря на то, что меня пытались вяло отговорить от этого, мотивируя, тем, что как новичку больше чем на 25-30 минут воздуха в болонах мне не хватит всё равно, а вода теплая, 26 градусов, и замёрзнуть я не успею. О чём в последствии не пожалел, но об этом дальше.

Получив краткий инструктаж о правилах поведения под водой и обращении с аквалангом, а так же основных сигнальных знаках, подкрепленный собственными знаниями и многочисленными рассказами бывалых местных аквалангистов, я сиганул в воду.

Попросив меня проплыть немного с трубкой, чтобы посмотреть, как я двигаюсь в воде, предложили попробовать с загубником. Это был первый шок от знакомства с аквалангом. При малейшем желании вдохнуть, воздух непривычно быстро, с лёгким свистом, наполнял лёгкие, раздувая до максимума грудную клетку. А при выдохе, вода вокруг маски «закипала» от выдыхаемого воздуха так, что ничего не было видно.

Сначала это слегка обескуражило меня, т.к. видимость при этом была нулевая и я чувствовал себя рыбёшкой, брошенной в кипящую уху. Но потом, выровняв дыхание, я быстро привык к этому. Сделав круг вокруг базы экспедиции на глубине 1-2-х метров, был первый разбор полётов.

Узнав, всё ли у меня в порядке, не давят ли лямки акваланга, не бьёт ли он мне сверху по башке и т.п. решили, для придания мне нулевой плавучести, навесить на меня ещё пару килограммов специальных свинцовых грузил, закреплённых на особом широком поясе, т.к. даже с полными баллонами меня немного «тащило» вверх.

Подогнав окончательно все крепления, мой сопровождающий Миша предупредил, чтобы я был осторожен, хватаясь или случайно цепляясь за стенки и камни, особенно в подводных пещерах, в одну из которых меня «понесло» во время нашей кратковременной прогулки.

Всё дело в том, что болевой порог под водой, особенно на глубине, снижается на 80%. Так что получив даже глубокую рану, что немудрено на облепленных мидиями скалах, замечаешь её лишь по тянущемуся за ней кровавому шлейфу. Рана как бы «дымит».

Подав мне условный знак, Михаил, и я следом поплыли от берега. Ещё не занырнув, удаляясь, я услышал прощальное напутствие нач. экспедиции, крикнувшего: «Не погружайся, если хотя бы одно ухо не «продуешь»!».

Метров до 5-6 мне удавалось достаточно легко «продуваться».

Продувка (здесь и далее без кавычек, т.к. это профессиональный термин) – это специальная процедура выравнивания давления в слуховом аппарате, как наиболее чувствительном к давлению, и окружающей средой. Зажав нос, пытаешься выдохнуть через уши, постоянно сглатывая, с усилием.

Здесь давление было чуть больше пол-атмосферы, к которому я достаточно быстро адаптируюсь, ныряя с маской. Но на глубине метров 7-8 у меня началась ломка. Острая боль пронизывала уши, особенно правое, проходя через всю голову.

Не о чём более не можешь думать, голову режет и разрывает одновременно. В этот момент страх охватывает неопытных ныряльщиков, и они пулей устремляются вверх, к поверхности, чего делать нельзя категорически.

Если это происходит на глубине до 5 метров, в этом нет ничего страшного, здоровый организм без проблем переносит подобные перепады. Проделав такой трюк на глубине более 10 м можно получить тяжёлые последствия, называемые кессонной болезнью. Хотя считается, что глубины до 20 м в этом отношении относительно безопасны.

Погружение.

Вернёмся, однако, к двум аквалангистам, парившим в глубине Зелёной новосветской бухты над местом кораблекрушения, в 50 метрах от берега.

Один из них, матёрый дайвинг-инструктор в чёрном гидрокостюме уже опустился на самое дно и, размахивая поднятыми со дна черепками, звал к себе второго, новичка, зависшего на глубине метров 7… Я, делая незначительный взмах широкими ластами «Акванавт», то опускался на метр вниз, то, не выдержав резкой боли, снова поднимался на более комфортную глубину.

Так, друг над другом, мы дошли до буя, который отмечал место основных раскопок. Михаил поднялся ко мне и знаками показал, чтобы я, продуваясь, опустился по тросу буя, который пронизывал толщу воды от её поверхности, до самого дна.

Это было действительно то, что нужно! Держась рукой за трос, я медленно, выравнивая давление, опустился на самое дно. Распугав несколько здоровенных рыб-собак, с любопытством наблюдавших за нашими действиями, я почти лёг животом на дно, находясь от него в 10 сантиметрах, и, не спеша, поплыл вдоль раскопа, в направлении, указанном моим проводником.

Здесь уже интенсивно поработали археологи. На дне лежали непонятные деревянные конструкции правильной квадратной формы, разделяющие место раскопок на участки.

По всей видимости, это были специальный поддоны, в которые укладывался собранный материал и поднимался на поверхность.

Но скоро «индустриальный» пейзаж закончился, и началась территория, на которой интенсивные раскопки ещё не производились. Части огромных амфор стали попадаться чаще, но они уже не лежали на поверхности, а были полузарыты.

Я потянул за один из них, но он оказался больше, чем я предполагал, и над поверхностью дна торчала лишь его маленькая часть. Михаил, всё время следовал в моём кильватере так, что я постоянно терял его из виду. Увидев мои потуги приложить силы в деле раскопок, он похлопал меня по ласте, давая понять, что он тут, рядом, и принялся помогать мне откапывать этот черепок.

Со дна поднялась муть, и мы принялись разгонять её вновь откопанным экспонатом. Обломок был сантиметров 50 в диаметре и почти плоским, с лёгкой кривизной.

Михаил повертел его в руках, потом раздулся, растопырив широко руки и, выкатив глаза; тем самым показывая, какой огромной была эта амфора. Это выглядело настолько комичным, что я улыбнулся, подпустив в маску немного воды.

Когда муть осела, мы обнаружили вокруг ещё несколько подобных обломков. Мы начали осторожно расчищать донный грунт, и я обнаружил ручку этого сосуда с частью горловины.

Посередине нашего раскопа лежал увесистый даже под водой камень. Подкопав его с двух сторон, нам вдвоём всё-таки удалось откинуть его в сторону. Наши действия подняли со дна столько ила и песка, что в поднявшейся «дымовой» завесе мы едва видели дальше 20 сантиметров от собственного носа. Схватив уже раскопанные осколки, мы пытались разогнать её, слабое подводное течение чуть помогало нам в наших действиях.

Михаил, уже сам, увлёкшись этим процессом (он не профессиональный археолог, а аквалангист), копал двумя руками на дне образовавшейся воронки. Через несколько секунд он уже вертел перед моей маской собственноручно откопанным донышком.

Стало ясно, что это не был сосуд амфорного типа, для которых характерно острое дно, т.к. при транспортировке амфоры вставлялись в специальные углубления. Этот глиняный чан, правда, с узким горлом, если то, что я отрыл, когда-то было действительно одним целым, был рассчитан на установку на плоской горизонтальной поверхности. Раскопав все большие осколки этого сосуда, я аккуратно уложил их у края воронки.

Знаками я спросил у Михаила, возьмём ли мы с собой хотя бы раскопанное донышко, на что он утвердительно кивнул, и мы двинулись к краю участка.

Здесь глубина достигала уже 12 метров или даже больше. Подпущенная вода тонкой каёмкой плескалась по краю маски. Мешала она не сильно, но получать полный кайф мешала, т.к. постоянно перетекала по стёклам в разных направлениях, следуя за поворотом моей головы.

Я остановился и машинально посмотрел наверх, как бы примеряя расстояние до поверхности, на которой можно вылить воду из маски.

Дело в том, что всё это время я находился в горизонтальном положении, и задрать голову наверх мешала ручка акваланга. Теперь же, стоя на дне благодаря компенсационному поясу, как водолаз, я осмотрелся.

Увиденная мною картина потрясла меня.

Где-то там, далеко наверху, откуда пробивался рассеянный солнечный свет, и куда уходили пузыри выдыхаемого воздуха, мелкой рябью плескалась поверхность моря. И хотя глубина была только 12 метров, ощущение было схоже с тем, которое испытываешь, стоя на карнизе, перед стометровой пропастью.

Воистину глубина – это мир наоборот! Я понял, что слить воду на поверхности мне сейчас не светит. Задумавшись на пару мгновений, я решился на отчаянный, как мне тогда показалось, шаг – продуть маску прямо под водой.

Перед погружением мне в принципе объяснили, как это делается. Делается вдох, голова слегка приподнимается, маска, придерживаемая лишь сверху, у лба, отдирается от лица. В этот момент надо сделать энергичный выдох через нос и посадить маску на место.

Разумеется, делать это надо уверенно и быстро, но ничего экстраординарного в этой процедуре для опытных аквалангистов нет. Самое трудное, однако, во всём этом для меня, оказалось, оттянуть, придавленную давлением воды в полторы атмосферы, маску. Она настолько сильно присосалась к лицу, что мне пришлось приложить достаточное усилие.

В образовавшуюся воздушную пустоту хлынула вода, заволокла глаза, и я почувствовал себя весьма неуютно, мгновенно оказавшись в туманной серой мгле, в которой лишь условно угадывалось дно или поверхность. Я выдохнул через нос, придерживая одной рукой верхнюю кромку маски.

Вода вокруг меня «закипела» и я прихлопнул маску, водрузив её на законное место. И, о чудо, в это трудно было поверить, но внутри маски не было ни капли воды! Я, распираемый от гордости за ещё одну свою собственную победу под водой, двинулся по направлению к границе участка.

Собственно граница – это понятие весьма условное. Участок археологических раскопок огорожен лишь небольшими, соединёнными между собой буйками, плавающими по поверхности воды.

Тросов, идущих наверх я заметил лишь пару. Сами аквалангисты ориентируются под водой, используя специальный компас.

Мой проводник же от компаса отказался, мотивируя это своей крутизной, тем, что раскоп он знает, как свои пять пальцев, и тем, что компас тяжёлый (?). Однако ориентировался он под водой и впрямь хорошо.

Конечно, дно – это не плоский стол, можно отыскать достаточно ориентиров (хотя черноморское дно не отличается большим разнообразием).

Однако на дне я испытал характерный обман зрения. Находясь близко от ровного дна, создаётся впечатление, что ты находишься на дне подводной чашеобразной ямы, с плавно уходящими и исчезающими во мгле стенками. На самом деле никаких стенок, конечно же, нет, это просто ровное плоское дно.

Вскоре чистое песчаное дно, с кое-где встречающимися кустиками разноцветных водорослей, от тёмно-зелёного, почти чёрного и бурого, до бледно-розового цветов, и разбросанными то здесь то там огромными мёртвыми крабами, закончилось, и начались заросли невысокой, сантиметров 15-20 зелёной «травы».

Тут, на широкой прогалине, я заметил здоровенного краба. Особого желания ловить его у меня не было, и я решил просто немного попугать его. Такие крабы, в основном, почему то дохлые, лежащие кверху пузом, встречались нам и раньше. Но, завидев нас (те, которые были ещё живыми), они поспешно прятались между камней и кустов водорослей.

Этот же, на мои попытки испугать его, реагировал весьма агрессивно – встал на задние ноги и выставил вперёд громадные клешни (под водой вообще всё кажется гораздо более крупным, так что если вам начнут рассказывать про полуметровых крабов, которых некто видел, нырнув с маской и трубкой на глубину 10 метров – не верьте, это ещё один оптический обман, тем более, что на такую глубину без специального снаряжения могут опускаться лишь единицы, прошедшие длительную специальную подготовку).

Короче после непродолжительной схватки, подводный монстр оказался у меня в руках…

Для тех, кто желает повторить мой «подвиг» — кратко технология отлова. Действовать нужно решительно и быстро, иначе «смоется». Прижать панцирь пальцем одной руки, другой схватить его с боков. Бояться не нужно, даже самые крупные крабы, обитающие в Чёрном море, не способны ампутировать пальцы взрослого человека.

Однако халатность непростительна – давление, развиваемое рабочими клешнями краба, достигает несколько сот килограммов на миллиметр квадратный! Так что хватанёт, мало не покажется. Лишь приобретя соответствующую сноровку можно взять краба, удерживая его пальцами сверху и снизу, так удобнее, пальцы не царапаются об острые хитиновые отростки по краям.

Однако в этом случае он всё время норовит цапнуть за палец, которым Вы его удерживаете снизу, поэтому лучше всего занять его одной или двумя припасёнными заранее небольшими палочками.

Кстати с их помощью можно абсолютно безопасно ловить и их более крупных океанских собратьев, сунув их [палочки], вместо собственных пальцев, им [крабам] в клешни. Михаил предложил свою помощь в транспортировке только что выловленного трофея, но я отказался, т.к. он уже нёс в руках глиняное донышко. Он предложил вернуться, и мы двинулись назад.

На полпути, недалеко от заинтересовавших меня чёрных продолговатых предметов, похожих не то на заросшие за века морской растительностью корабельные пушки, не то на обломки мачт, Михаил показал рукой лежащий на дне чёрный предмет, похожий скорее на обломок скалы или затонувшую коряжку.

Это была скорпена, одна из самых неприятных при личной встрече и, говорят, очень вкусной в виде приготовленном, обитательниц песчаных отмелей и прибрежных каменистых хаосов.

Подплыв поближе, он помахал отрицательно руками, сигналя о потенциальной опасности. Я кивнул головой, давая понять, что знаю с кем имею дело. До неё оставалось каких-нибудь пол-метра, но она словно окаменела, замерев, в ожидании добычи. Лишь огромные выпученные глаза, дающие этой рыбине обзор чуть ли не на 360 градусов, вращались, следя за нашими дальнейшими действиями.

Я решил проверить, насколько у неё хватит храбрости, и стал медленно протягивать к ней руку, с размахивающим клешнями крабом. Мне повезло, когда до её ядовитого плавника оставалось около 20 сантиметров, она сделала неуловимое глазу движение хвостом и пропала.

Я посмотрел в сторону, куда метнулся подводный хищник, но рыбы уже и след простыл. Мой сопровождающий махал мне тем временем рукой: «мол, брось ты её, пошли дальше». Так мы, возможно, спасли одну рыбью жизнь, которая прерывается таким вот молниеносным броском острозубого «камушка».

За время нашей прогулки баллоны за спиной чувствительно полегчали и меня начало слегка тянуть наверх.

Это проявляется в изменении положения корпуса, из горизонтального оно становится наклонным, это часто можно наблюдать в фильмах про аквалангистов, когда несчастные, не имея гидрокомпенсатора или специального груза, как у меня, вынуждены плыть задницей кверху. Заметив это, мой напарник подал знак к подъёму.

Подъём.

Это, пожалуй, наиболее ответственная часть в дайвинге.

Как говорил незабвенный Козьма Прутков: «Войдя, позаботься о выходе».

Основное правило: «Нельзя всплывать быстрее собственных пузырьков воздуха». И если при погружении, особенно у малоопытных ныряльщиков, основным мерилом скорости погружения является чисто физиологическая боль, не позволяющая погружаться слишком быстро и, следовательно, возникнуть кислородному опьянению, то в случае с быстрым всплытием, особенно при пустых баллонах, когда кончается даже последний пятиминутный резервный баллон, пузырьки азота, высвобождающегося в крови при подъёме с глубины, вызывают тромбоз сосудов, что может привести к тяжёлым последствиям.

Причем, почувствовав признаки «закипания» крови, и, прекратив резкое всплытие, аквалангист лишь замедляет, но не прекращает возникающий эффект.

Я же почувствовал признаки кислородного опьянения при всплытии. Т.к. глубина была всё же небольшой, а всплывал я медленно, я почувствовал лёгкое приятное щекотание во всех кровеносных сосудах. Высвобождающийся азот, в совокупности с лёгкой гипервентиляцией лёгких, резко ускорил процесс насыщения крови кислородом.

Состояние лёгкой эйфории охватило меня. И конечно мне не хотелось вытащить загубник и целоваться с проплывающими мимо рыбами (особенно скорпенами), как описывал это состояние один из членов команды Кусто, но чувство испытанного тогда восторга не покидает меня и сейчас.

Как высказалась одна из моих знакомых, тоже первый раз совершившей погружение: «Это лучше, чем мужчина!». От себя я могу добавить: «Это, смотря, какой мужчина», и это притом, что она не погружалась глубже 3-х метров!

Понимая, что нельзя поддаваться желанию всплыть побыстрее, тем более, хотя мой проводник уже поднялся выше меня и махал мне оттуда рукой, я медленно продолжал всплытие.

Дна уже не было видно, а до поверхности оставалось ещё метра три или четыре. Залитая солнцем поверхность моря, подёрнутая рябью, простиралась надо мной, глаз не находил ни одного ориентира (кроме Миши, болтавшегося в метре от поверхности). «Да, скверная, всё же видимость» – подумал я, так нетрудно и заблудится.

Мысль была чисто гипотетическая, я точно знал куда плыть (уже можно было определить направление падения солнечных лучей, принизывающих толщу воды) и паники, соответственно, тоже не возникло.

Не задолго до этого проверив резервный баллон, я был полностью уверен, что кончись воздух прямо сейчас, я всё равно, без спешки, поднимусь на поверхность. А щекотящий внутри меня газ, просто веселил меня. Всплыв на поверхность, я тут же перешёл на трубку, чтобы сэкономить воздух в акваланге.

Боже мой! по сравнению с аквалангом, когда воздух просто врывается в тебя, просто дышать, даже через трубку, показалось чем-то противоестественным, противным ихтиандровской натуре!

Для того чтобы вдохнуть, нужно, оказывается, приложить усилия! Да-да, после акваланга обычное дыхание воспринимается как процесс, требующий контроля и, пусть незначительного, но напряжения. Плавающий рядом загубник пузырил, выпуская остатки воздуха.

«Не себе, не людям» — подумал я, утапливая загубник для предотвращения этого эффекта.

Загубник был легким, и тонуть не хотел. Да и дышать через трубку стало как-то противно. Я засунул загубник снова в рот, облегчённо вздохнул, и снова пошёл не спеша вниз.

Вскоре появились подводные контуры нашей базы, стоящей метрах в двадцати от берега на огромном обломке скалы, уходящем вглубь на глубину до 3-х метров. Михаил «пас» меня в стороне.

Вынырнув почти у самой базы, я заметил на дне маски красновато-бурую жидкость. Я даже не почувствовал, как пошла носом кровь. Глубина никого не отпускает просто так.

Во избежание лишних вопросов, тем более, что моё состояние субъективно было превосходным, я промыл маску, продув её носом под водой. Кровь больше не шла, приятная щекотание прекратилось. Подплыв к бортику, Михаил попросил Сергея, замерить давление в моих баллонах, рассчитывая, видимо, на ещё одно погружение. Сергей отказался.

— Вы плавали 38 минут по секундомеру, я думал, что вы уже на резерве всплывали!

Михаил протянул начальнику экспедиции раскопанное нами донышко.

— Это мы на втором раскопе нашли (второй раскоп собственно раскопом не является, это просто место, помеченное в акватории маленьким красным буйком).

— Да я видел (по пузырям). Но вы ушли гораздо дальше.

— Да я понял, отвечал Михаил, там уже «трава» пошла.

— Шустрые вы, всего за 5 минут продулись! (А мне показалось, что меня «колбасило» несколько дольше)…

Испросив разрешения понырять вблизи базы на небольшой глубине, я проплавал на основном баллоне ещё минут 5, прежде чем почувствовал, пустой металлический звук.

Воздух шёл легко (сказывалась специальная мембранная конструкция баллонов), но я решил для проверки перещёлкнуться на резерв. После пустого баллона – это как глоток свежего воздуха. Но «додышать» основной баллон не пришлось, перещёлкнув назад я понял, что воздух кончился окончательно.

Вернулся на базу уже на резерве, хотя мог и с трубкой проплыть, но уже по поверхности, где ощущение, конечно же, не то. Итого, воздуха, без резерва, мне хватило почти на 50 минут, за что получил отдельную похвалу.

Вылезать на поверхность не хотелось категорически, дул порывистый ветер, и в воде особенно в футболке, было гораздо теплее. Сняв, акваланг, грузы, ремни, футболку и т.д. и т.п., быстро растёрся полотенцем. Валера показал на «сеточку» на моих плечах.

— Это от лямок, отмахнулся я. — Нет, это от футболки. Лямками ты бы за час давно себе всё натёр…

Заплатив за всё удовольствие 25$ причём 15 из них это цена за баллоны, остаток дня провёл слегка «отмороженный» не только из-за не вытекшей из ушей воды, но и из-за того, что, я снова, уже мысленно, переживал своё первое настоящее подводное путешествие к затонувшим «сокровищам».»

Юрий Колмаков